Не люблю толпу, но при этом в Старом городе в Иерусалиме могу бродить бесконечно. Там особая толпа – сосредоточение людей разных культур, стран, вероисповеданий.
Старый город графичен: черные и белые сутаны священников, черные сюртуки и белые рубашки евреев-ортодоксов, длинные белые рубахи арабов.
Старый город многоцветен и многолик: хиджабы, ермолки, бейсболки, меховые шляпы, куфии, панамки, платки. Просветленные лица, жадные лица, хитрые, задумчивые, удивленные, влюбленные, азартные. Нет только скучных лиц. Энергетика места!
Верующих людей часто коробит торговый Иерусалим. Идёт паломница по Крестному пути мимо лавок, а в глазах – ужас. В витринах – кресты, кипы, мечеть в миниатюре, плюшевые верблюды, иконы – всё вперемешку. А на самом видном месте футболка для приколистов с надписью по-английски: «Моя мама была в Иерусалиме и все, что мне привезла – эту гнусную футболку».
Старый город колоритен. В лавке в арабском квартале висят клетки с канарейками. До чего нежны птичьи трели! Маленькие птахи услаждают слух серьезных восточных мужчин. А их взор услаждают фотографии Ясира Арафата, флаги и карты Палестинской автономии, странным образом повторяющие контур Израиля.
– Посторонись! – кричит бородатый мусорщик и машет руками. Трактор, доверху наполненный старым картоном, бежит по дороге Моджахедов, узкой улочке в арабском квартале. Мы прилипаем к стенам – иначе не разойтись.
Через минуту снова теснимся: парнишка везет газовые баллоны на самодельной тележке. Тут много таких тележек – с колесами от велосипеда и с тормозом в виде автомобильной шины.
Не успели прохожие сомкнуть ряды – опять явление народу. С грохотом тащат свое добро по мостовой мусульманские женщины. Чувствуешь поступь цивилизации: кули не на голове, а привязаны к желтым пластиковым коробкам. Я на фотоохоте, быстро нажимаю на кнопку.
Столько сюжетов: романтично держатся за руки немолодые люди. На спине у дамы рюкзачок, а в нем лает лохматый песик. Болтает по телефону модница в хиджабе, вся в бело-голубом. В руках у девушки голубая джинсовая сумочка, к ней привязан игрушечный белый пудель.
В полуоткрытой комнатке прямо на рынке молится араб. Его голые ноги лежат на коврике, а сам он сидит на синем пластиковом стульчике. Сапожник в грязной мастерской стучит на «Зингере», а после перепрыгивает через препятствия: его крошечная комнатка похожа на свалку старья. Прямо на мостовой зеленщица расстилает мешок и выкладывает стопки виноградных листьев. Качаются на крюках мясные туши.
И туристы текут шумною толпою. Слышится испанская, немецкая, английская речь. Полная тётечка с украинским акцентом делится страхами: боится застрять в подземном Иерусалиме – говорят, там ходы узкие-узкие. Один энергичный гид забирается на выступ и машет руками своим туристам – те задирают головы, пытаясь что-то услышать в базарном гвалте.
Бегают мальчики с открытками – кричат по-русски «шекель – штука»; мужчина с десятком бус высматривает своих жертв в кафе. Соотечественники поражаются ценам на кожаные сумки, которые шьют за углом, а потом пьют свежевыжатый апельсиновый сок и жуют бублики с кунжутом. Они явно переплачивают: рядом с соковыжималкой лежат старые сморщенные плоды, сейчас не сезон.
– Купила десять крестиков, дешево! – хвастает туристка.
– Зачем столько? – удивляется мой муж.
Он не знает, что крестик – лучший подарок. А туристка, вероятно, скоро расстроится. В конце экскурсии, собрав все свое обаяние, гид расскажет ей, что купленные задешево крестики – не освященные, нужно тратить деньги в проверенных магазинах. И поведет свою группу в нужную лавку, где получает процент с продаж.
В той лавке наверняка говорят по-русски: арабы учат язык с пол-оборота.
– Это кто? – спрашивает у туристки торговец, указывая на торчащую из сумки игрушку.
И повторяет ей вслед:
– Жираф!
В Старый город путешественнику хорошо бы попасть как минимум трижды. Сначала как экскурсанту, и непременно с хорошим гидом. Потом как паломнику: отвлечься, отрешиться от суеты и помолиться в Святом месте. А в третий раз стоит приехать просто за колоритом. Не смотреть на карту города, а идти, куда глаза глядят, сворачивая в закоулки с тихими двориками и возвращаясь обратно к базарному шуму. Тогда откроете свой Иерусалим, и я удивлюсь, если не влюбитесь в него намертво.
